Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]
В принципе-то Анжела права. Семья подозреваемого если и не замешана в преступлении, то наверняка уж глава клана что-то знает. Этот засранец Олег, скорее всего, либо действовал по указке тестя, либо потом бросился к нему за помощью, все выложил…
Настроение падает. Сильная струя уже не бодрит, а злит. Вывернувшись из-под нее, но забыв выключить кран, Глеб резко отодвигает занавеску и тянется за полотенцем. По его спине, как по желобу, течет вода и забрызгивает все пространство тесной каморки. Кое-как справившись с небольшим потопом, Глеб промокает тело, накидывает халат и — на кухню.
Как же я так лажанулся!
Блин, этого Олега надо было сразу изолировать! Квартира, обстановка с толку сбили. Вся декорация говорила, что дело тут в деньгах. Похитили, чтобы выкуп потребовать.
Кто же мог подумать, что небедный мужик такой слюнтяй — не может просто бросить любовницу и так глупо все организует. Это в нищих семьях за деньгу на бутылку или на дозу родную мать пришьют, не задумываясь, но чтобы на таком уровне… Убить — пусть и не своими руками — мать собственного ребенка… Как какой-нибудь неграмотный обкурившийся отморозок…
Глеб стоя опрокидывает стопку, закусывает теплым маринованным огурцом из только что открытой банки, нашаренной в глубине стенного шкафа, и его агрессия против самого себя пикирует на настоящего преступника. Легчает. Разбивая яйца, он понимает, что надо бы пошагово проследить все события в обратном порядке — от сего момента к началу, к выезду на место преступления, и разобраться, когда он сделал первую ошибку… Чтобы в следующий раз так же не лопухнуться.
А, потом! Зачем себя растравлять! И так все ясно.
Вспышка злобы осветила картину преступления, и Глеб словно въяве видит, как бизяевская дочь извещает папашу о том, куда вляпался ее муженек… Или, может, что это она сама по уши в дерьме? Ведь явно именно она науськала мужа. Не прямо, так косвенно. Еще та гнида, наверное. Неспроста этот слабак не побоялся всемогущего тестя и любовницу завел. Если вообще не Светлана Бизяева все и организовала. Припугнула же погибшую…
Черт, черт! Капли взбесившегося масла выпрыгивают из сковородки и бьют Глеба в лоб. Он отскакивает от плиты.
Бизяева грозила погибшей…
Надо было немедленно ее допросить… Но раскололась бы она? Не факт… Хотя…
Вся злость концентрируется на незнакомой Светлане Бизяевой. Выключив плиту, Глеб идет к компьютеру, чертыхаясь, дожидается, когда он включится. Если б министерство раскошелилось на оплату трафика, то он бы давно перешел на другой тариф с нормальной скоростью! А так жди, жди… Пальцы набивают в Яндексе полное имя дочки олигарха, и в шестом пункте выскакивает улыбающееся лицо. Знакомое… Так вот как ту надменную сучку зовут… Светлана Викторовна Бизяева.
Вспоминается последний семейный поход в “Ашан”. Вика захотела осетрины, чтобы отметить деревянную свадьбу. И очередь-то в рыбном отделе была всего ничего — два человека, но эта самая Светлана Викторовна даже пять минут ждать не захотела. Крикнула продавцу: “Мне две дюжины устриц!” и, оттолкнув Глеба, стала протискиваться к прилавку. Как будто у нее билет в бизнес-класс, раз она покупает устрицы по девяносто рублей штука. Так бы и врезал! Но он только напряг мышцы и с места ни на миллиметр не сдвинулся. “А таким, как вы, тут вообще делать нечего!” — прошипела обдолбанная, по-видимому, девица, не поворачивая головы в сторону Глеба. Запах наркоты пробивался сквозь заслон “Шанели номер пять”. Через голову Вики протянула руку, куда покорный продавец-таджик вложил тяжелый пакет с устрицами… Светлана Викторовна Бизяева…
Снова надо успокаиваться… “Не моя вина!” — вслух кричит Глеб и пугается своего голоса. Возвращается на кухню, перекладывает остывшую яичницу на тарелку, туда же пристраивает пару огурцов, два ломтя черного хлеба, пустую стопку, берет свой примитивный ужин в правую руку, в левую — початую бутылку водки и переходит в комнату. Пристроив выпивку и еду на низкий стеклянный столик, он хватает пульт и включает несменяемо-любимый диск: “Чуть помедленнее… чуть помедленнее…”
После второй рюмки оправдывает себя: я же только в конце дня узнал, что жена угрожала любовнице. Сперва-то правильно выбрал Анжелу для первого допроса. Если б не перебил бестолковый сосед, то она бы сразу все выложила.
А почему она не задержала его, почему потом главное не сказала? Почему не поторопилась помочь следствию?..
Доказательство своей правоты подтачивает память о том, что он и сам был не прочь растянуть общение с сексапильной свидетельницей на подольше…
Но как только — так сразу… Сразу велел вызвать дочь депутата на допрос, но ее не смогли найти, а потом… Потом понеслось — разыскали шофера, он признался, тело обнаружили…
А тем временем Бизяев обоих спрятал. С дочерью — понятно, своя кровинка, а зятя-то неверного зачем спас? Скандал все равно разгорается, да что ему буря в прессе… Он уже и под судом был, и в физическом устранении конкурентов подозревался… Пока не войдешь в клинч с самыми главными начальниками — делай что хочешь, все с рук сойдет. Страну превратили в стакан, полный мухоедства — за каждым насекомым теперь не уследишь. Ну, бросил бы Бизяев виновника в жерло правосудия — и гуляй чистеньким. Другое дело, если у зятя имеется что-то на его дочь или даже на него самого. А то, что Олег молчать не станет — тут к гадалке не ходи, и так видно.
Для блезиру надо будет, конечно, поискать сбежавших… Но шансов… И то подозрительно, что шофер так быстро попался… Олега сдал мгновенно… Вот если бы напарника-убийцу найти, да умело его допросить, сделку с ним заключить, чтобы он сдал дочуру Бизяева…
Размечтался…
Глеб наливает не зная какую по счету рюмку, опрокидывает, но опять — ни в одном глазу. Водка действует как вода на огонь — гасит злобное возбуждение, оставляя после себя полную разруху.
“Бизяева допросите!” — снова бьют в мозг слова Анжелы.
Так вот пусть она и “допросит” его. Хочешь справедливости — флаг тебе в руки. Идея взбудораживает. Терпкая смесь радости и мстительности опьяняет. Наконец-то! И, не глядя на часы, Глеб набирает на мобильнике имя Анжелы, вчера занесенное в телефонную книгу.
17. Анжела
“Спать! Спать!” — вслух бормочет Анжела, выходя из лифта. Не хватило сил на то, чтобы ногами пересчитать сто семнадцать ступенек, ведущих к квартире. А ведь дала себе слово всегда делать это упражнение. Только регулярность предполагает пользу от маленькой физической нагрузки. На фитнес надо выискивать время и, главное, — настроение. При мерехлюндии, равнодушии или когда через силу — никакие занятия впрок не идут.
Через “не могу” сосредоточивается: ключ вставить наполовину, повернуть по часовой стрелке на сто восемьдесят градусов, вдавить вглубь и сделать полный оборот. Не обращая внимания на трепыханье в зажатом под мышкой клатче, она входит в прихожую. Кто бы ни звонил — пошел к черту! Если очень надо — терпи до завтра.
Она скидывает туфли, связку ключей вешает на специально вбитый крючок — чтобы потом не искать их по всему дому… Эх, сразу бы в койку! Нельзя. Поберечь надо свою обертку. За ночь и шифоновая туника помнется-порвется, и намакияженная кожа лица скукожится. Платье-то ладно — дорогущее, но заменяемое. Да оно все равно уже везде выгулено — на люди снова надевать стремно… Но его после чистки можно отдать, например, на благотворительную распродажу, которые косяком сейчас устраивают жены разных русских форбсов. Другое дело — эпидермис. Если его не холить, не лелеять, то будешь совсем беззащитной и перед окружающей средой, особенно злобной к молодой женщине, и перед неуговариваемой силой времени. Не постой за клин, не станет и кафтана.
И вот уже подушечки восьми пальцев вслепую, как по компьютерным клавишам, постукивают по голому лицу, очищенному от туши-теней-пудры-румян. Вбивают крем в носогубки и едва, но все же заметные куриные лапки у внешних уголков глаз. Приходит блаженное состояние равенства самой себе. Редкое. Жаль бросать его в бездну сна.
Анжела тщательно вытирает обе ладошки, чтобы ни на чем не оставлять жирных пятен, и забирается в постель с ноутбуком. Как с подружкой, — думает она, поглаживая чуть урчащий серебристый корпус. Некоторые до того зарабатываются, что, бывает, даже смотреть на компьютер не могут. Нет, у нее не так. Ее “Сонечка” как верный дубовый стол — противовес льву ненависти, слону обиды, всему, всему…
Если б не Ника, сразу бы нырнула в свой жежешный дневник.
